Людмила Пахомова журналист ЕГМЗ
Два имени — Ивана Шишкина и Марины Цветаевой — всегда будут притягивать в Елабугу художников и поэтов. Свыше сорока живописцев и графиков собираются в нашем городе на Международном арт-симпозиуме по современному искусству, который ежегодно организует Елабужский государственный музей–заповедник. Что же касается поэтов, то их коллективный приезд связан с международным Хлебниковским фестивалем «Ладомир», который открывается в Казани, но проходит как в столице республики, так и в цветаевской Елабуге. ЕГМЗ также входит в число его организаторов, а одна из встреч с поэтами происходит обычно в Библиотеке Серебряного века. Так было и в этом году.
Татьяна Вольтская Фото Л.Пахомовой
Татьяна Вольтская
Поэтическую перекличку начала Татьяна Вольтская из Санкт-Петербурга. В одном из стихотворений рассказывалось о её родном городе, правда, не в возвышенном тоне, а в довольно едком сравнении с Москвой. Заканчивалось оно словами:
На Москве-то всё гладкие лица, Без гульбы да потравы — ни дня. И шипит отставная столица, Как змея под копытом коня.Все остальные стихи были о любви. О её силе, пробуждающей человека:
А влюбишься — сразу проснёшься И вскрикнешь: «Как долго я спал!»О сотворчестве с Богом при создании своей половины:
Из трав, от ветра пошедших в пляс, Из лужи, из глины сырой Господь слепил тебя в первый раз, А я леплю во второй… Из мха, где комар заложил вираж, Где прель под еловой корой, Господь слепил меня в первый раз, А ты слепил во второй…О том, что:
Ничего без тебя бы не было — ни деревьев, ни света белого… Ничего и нет, кухня вымыта, из-под рук вырывается имя твоё, словно пламени язычок. И становится горячо. Александр Фролов Фото Л.ПахомовойАлександр Фролов
У следующего петербургского поэта Александра Фролова рифмы, кажется, льются столь же легко и свободно, словно дыхание. Почти все прочитанные им стихи, касались ли они рассуждений о жизни и поэзии, случайной встречи в поезде с красавицей полькой, утреннего похмелья или попытки нагнать на читателя страха, были приправлены изрядной долей юмора и остроумия:
По весёлому морю бежит пароход… М.Кузьмин По осеннему небу неслись облака. Пароходик скользил по упругой волне. Я стоял на корме. И чужая строка так легко и доверчиво льнула ко мне. О, какая свобода! Так плыть бы и плыть, в этот светлый простор заплывать, заплывать. И бездумно на воду смотреть, и курить, и бездумно строку повторять, повторять. Между тем что-то плёл местный гид. И вдогон что-то чайки кричали в сквозной вышине. Мой приятель-прозаик бубнил в диктофон, свежей мыслью своей поражённый вполне. Бедных смыслов ловец, мытарь значимых тем, мне, зеваке, к чему твой расчёт деловой? Разве спросишь у сердца: стучишь ты зачем? Разве мысли залётной прикажешь: постой! Если ветер сдувает любые слова, словно пену с барашков бегущей волны. И пылают янтарным огнём острова, и затоны расплавленной меди полны Разве счастье поймать? — хлоп в ладоши — и нет. Что осталось? — непрочное слово твоё или этот прохладный над плёсами свет. И свобода. Осенняя горечь её. Екатерина Полянская Фото Л.ПахомовойЕкатерина Полянская
Очень разные по тематике, тональности, настроению и ритмам стихи прочитала ещё одна петербургская поэтесса Екатерина Полянская, завершив своё выступление живописно-лирической картиной под названием «Махаон»:
За еловой стеной, за торжественным хором сосновым, Где косые лучи меж ветвей паутинку сплели, Есть лесная поляна, заросшая цветом лиловым — Там танцуют стрекозы и грузно пируют шмели. День звенит и стрекочет, кружится, мерцает, мелькает… Только перед закатом, когда в золотой полусон По стволам разогретым смолистые капли стекают, Приплывает сюда на резных парусах махаон. Он неспешно плывёт и, как чистая радость, искрится, Так несуетно-царственен и от забот отстранён. Всё встречает его: и цветов изумлённые лица, И гуденье шмелей, и беспечных кузнечиков звон. С каждым вздохом крыла отлетает он выше и выше, Свет вечерний дрожит над моим неподвижным плечом. И взрывается время, мешая не бывшее — с бывшим. И душа вспоминает. И не понимает — о чём.Выступление московских поэтов открыл Игорь Караулов. Своими стихами, понять которые можно только вчитываясь, а не вслушиваясь, и своими парадоксальными миниатюрами о голливудских звёздах, играющих раз в год «Гамлета» в заброшенном ангаре на окраине Ливерпуля, и суперкомпьютере Матиасе, проигравшем человеку партию суперматча из-за того, что во время игры он размечтался о семейной жизни с женщиной, фотографию которой увидел в сети.
Игорь Караулов Фото Л.ПахомовойИгорь Караулов
Нерифмованные и рифмованные стихи Людмилы Вязмитиновой (Москва) были наполнены молитвенным состоянием души, связующим Небо и Землю, Творца и тварный мир, и благодарностью за всё, выраженной короткой поэтической строкой
Другой судьбы, другой любви — не надо.Среди стихотворений, прочитанных Александром Переверзиным (Москва) было несколько автобиографических. О двухлетней дочке, оберегаемой от ночных страхов; о бабке, переживавшей, что «не погост у нас, а болото» и завещавшей похоронить её «на пригорке, там повыше, посуше». О мудром деде, работавшем лесничим:
Дед всегда говорил маме: «Не называй их нашими именами. Как придёт время, ты Кать и Алёш Пустишь под нож? Какая Варька, какой Борька! Называй Рябина, называй Зорька. Да хоть Ласточка, хоть Лебеда, Но нашими — никогда». Поэтому до четвёртого класса Я дружил с Кувшинкой, любил Водокраса, Носил в сарай Эльфу сахар и мел, А с людьми дружить не хотел. Александр Переверзин Фото Л.ПахомовойАлександр Переверзин
Стихи Константина Лебедева (Москва) больше напоминали словесную игру, где форма очень часто довлела над содержанием. Похоже, что он и сам не слишком серьёзно относится к своему сочинительству. Вот, к примеру, несколько строк из стихотворения, которое он назвал концептуальным:
Под дубом С тобой обращались грубо Под берёзой Пугали военной угрозой Под елью Сверлили голову дрелью… Под грушей Вешали лапшу на уши…И т.д.
Правда, есть в его арсенале и кое-что пророческое:
Уже и вечность открыла пасть, Рычит у бога на поводу, А я иду, не боясь упасть, По тонкой корочке я иду, Слова бессмысленные бубня, С пустым потрёпанным рюкзаком, Туда, где призраки ждут меня, И слижут огненным языком. Михаил Квадратов Фото Л.ПахомовойМихаил Квадратов
Загадочные поэтические изыски Михаила Квадратова (Москва) были рассчитаны по-видимому на то, что каждый слушатель в силу своего ума и фантазии сам домыслит, о чём идёт в них речь.
Звенит подземная пружина — Иди, смотри. Снаружи, может, всё зажило, А изнутри — Я сам судья и провожатый На поезда, И ожидающий расплаты; И в час, когда Летят вагоны в незнакомый Подземный лес, Выходят каменные гномы Наперерез. Людмила Логинова (Казарян) Фото Л.ПахомовойЛюдмила Логинова (Казарян)
Два плана человеческого бытия были отражены в стихотворениях Людмилы Логиновой (Казарян) из Тарту (Эстония). Осознавая отпадение современных людей от Бога, она пишет:
В силу вошли законы Меры — не веры. Там, где цвела икона, Ветхий кусок фанеры. Радуги больше нету — Облачно, серо, скупо. Но бледное это небо Всё-таки — купол.В её стихотворении «Депортация» нет трагических картин массовых репрессий целых народов. Да и происходит это даже не наяву, а во сне. Но, тем не менее, боль и смятение человека, захваченного врасплох, ощутимы вполне реально
Бродит под веками сон — странны его пути — тянутся там, куда днём и взглянуть не смеешь — вот мне и снится дом, откуда надо уйти и унести лишь то, что унести сумеешь. Что же мне взять с собой, что прихватить, скажи, что я обую на ноги — кеды или ботинки? Надо ли брать кастрюльку? Кухонные ножи? Кенаря в клетке? Котёнка в корзинке? Судорожно хватаю это и то: книги из шкафа, тряпки из постирушки... Будет зима — и надо бы взять пальто... детям игрушки... ведь там разрешат игрушки? Силу свою и стать, гордость свою и права — что ещё можно взять — да только, что ты ни делай — всё, что возьмёшь с собой, они отберут у рва. И только душа в тебе останется целой.Ещё одна гостья из Эстонии Елена Сабинина, автор-исполнитель, организатор самого «долгоиграющего и долгочитающего» фестиваля Прибалтики «Нарвский причал», исполнила несколько песен, аккомпанируя себе на гитаре.
Нури Бурнаш Фото Л.ПахомовойНури Бурнаш
Нури Бурнаш (Казань) представился кратко (впрочем, как и все остальные), сказав, что в миру он преподаватель русской литературы, чем вызвал смех публики. Но смех смехом, а имена литературных героев, правда, в основном древнегреческих, и эзопов язык звучали в нескольких его стихотворениях. В поэзии Н.Бурнаша ощущаются широкий интеллект и острый ум, юмор и ирония.
Мы, жители Шамбалы, тайной страны, мельчаем в панельных ашрамах, но сны нас делают выше; мы сами себе не рабы, не цари, а царь наш — Сучандра, как мы говорим, пока он не слышит. В часы медитаций уйдя далеко, брахманы постигли, что нет ничего прекрасней свободы — и, видя с мигалкой кортеж колесниц, мы так же по-прежнему падаем ниц — но молча и гордо. Им, неприкасаемым, чернь застит взор. Надсадно Сансары скрипит колесо, вращаясь на месте. Репризой не вытянуть старый сюжет, ведь ставит до боли родной шамбалет наш шамбалетмейстер. Давно уже черви проели закон — одну кама-сутру мы помним с пелён, зато досконально. Когда же нас ночью теснит пустота, целительный чай отверзает врата и гонит печаль, но едва ли поможет священный отвар, когда на заборе поверх старых мантр лишь новые мантры. Утрачено всуе искусство письма: искусственным мозгом забиты дома по самые чакры. Луч солнечный редко доходит сюда и часто такие стоят холода, что ёжатся йоги. К нам путь переменчив и скользок, как ложь, а если случайно ты нас и найдёшь — не вспомнишь дороги. Лилия Газизова Фото Л.ПахомовойЛилия Газизова
Лилия Газизова (Казань) читала стихи из новой книги «Верлибры». О лете, проведённом в детстве с няней на маленькой железнодорожной станции. О мечте снять в свои 12 лет очки и стать, наконец, красивой. О том, как любит всегда возвращаться домой. О расставании, в которое не хочется верить. О снегопаденье в марте. В её лирических миниатюрах о жизни и о любви встречаются порой неожиданные метафоры:
Вадим Гершанов
«Комбинаторная поэзия, — сказал, начиная своё выступление Вадим Гершанов (Казань), — более чем уместна на фестивале Велимира Хлебникова». Объяснив несведущим, что в подобной поэзии тексты подчинены определённым формальным требованиям, он познакомил слушателей со своими палиндромными творениями, которые читаются одинаково как в одном, так и в другом направлении: Баре они иное, раб. Дедам хохма баба, а бабам хохма дед. Интересными были его сочинения и в жанре анаграммы, где одна и та же последовательность букв, но в разных соединениях даёт совершенно иной смысл:
Пала честь, палач есть.
На иве ночами наивен очами (филин).
Про сторожа (заголовок). Просто рожа (текст).
Не ограничиваясь только творческими выступлениями, участники фестиваля «Ладомир» провели в Библиотеке Серебряного века круглый стол, на котором, как заявила Лилия Газизова, «мы будем говорить о поэзии, об авангарде, о традициях, о Велимире Хлебникове». Однако ведущий круглого стола, заведующий кафедрой русского языка и литературы Елабужского института КФУ Антон Быков сразу же озадачил присутствующих, предложив поразмышлять над тем, зачем вообще множить стихи, писать тексты, что нового можно сказать, когда поэзия существует тысячи лет.
Из зала тут же прозвучала шутливая реплика: «Вы должны достойно ответить. Оправдать, так сказать, своё существование». И высказывания последовали одно за другим:
Фото Л.ПахомовойИгорь Караулов: «За стихи же не платит никто, так что каждый волен писать в своё удовольствие. В чисто социальном плане это хобби, поэтому оправдывать здесь ничего не нужно. Если бы, скажем, государство выделяло деньги на ежегодное безбедное содержание, к примеру, тысячи поэтов, а люди спрашивали: зачем нам тысяча поэтов, может, сократить их до 700».
Реплика: «А в кризисы — до 300».
Игорь Караулов: «Мне кажется, что 300 поэтов современных это то, что обязательно надо знать человеку, который интересуется поэзией, иначе картина будет неполной. А возвращаясь к вопросу, что может человек прибавить, когда он пишет стихи, к тому, что было сделано раньше… Ну жизнь меняется и у человека постоянно меняется взгляд на вещи. А поэты — это люди, которые пытаются как-то об этом сказать».
Далее разговор шёл, в основном, вокруг нескольких тем, центральная из которых была связана с тем, кого же вообще следует причислять к поэтам при том обилии, если не сказать — изобилии пишущих стихи. И тут мнения были порой диаметрально противоположные.
Лилия Газизова: «Научиться писать стихи несложно. Это — ремесло, определённые приёмы, школа, начитанность. Есть, в конце концов, Литературный институт или филологический факультет. Ну и самообразование никто не отменял. Я думаю, что во главу угла нужно ставить личность поэта. То есть только яркая личность может создать яркие произведения. И если это крупный поэт, то он может отразить настроения даже не какого-то определённого круга людей, а целого поколения».
Фото Л.ПахомовойАлексей Остудин (Казань): «Поэт — это всё-таки профессиональный признак. А если человек профессионал, он должен, в принципе, получать за это деньги. И, соответственно, если человек не зарабатывает, он не поэт, каким бы гениальным он не был.
Хотя если ты сможешь совмещать глубокую работу со словом и зарабатывать другим путём, то ради Бога — вперёд! Печатайся где-то на Фейсбуке, попадай в поле зрения нынешних экспертов, отправляйся на фестивали, выпускай печатные книги, если тебя будут издавать. Пусть цветут все цветы — говорят китайцы. А кто останется в истории — это, конечно, решает время».
Александр Фролов: «На самом деле поэтов всегда было мало, и чем они зарабатывали себе на жизнь — совершенно неважно».
Людмила Вязмитинова: «Игорь изобразил сочинение стихов как что-то совершаемое между делом, как, к примеру, сказано у Маяковского:
Сидят папаши. Каждый хитр. Землю попашет, Попишет стихи.А мне кажется, что это в гораздо большей степени — дело жизни. Стоит напомнить советский период, когда за поэзию можно было расстаться с жизнью и уж тем более — со свободой.
Во все века писали, что требуется принести какую-то жертву для прорыва, который совершает поэт. И мы это видим в трагической жизни и смерти Хлебникова и Цветаевой»
Естественно речь зашла и о тиражах книг, которые с советского периода сократились в десятки, а то и сотни раз.
Алексей Остудин: «Я ещё успел издаться в советское время. И что было хорошего тогда? А то, что гарантом платежа выступало государство. То есть ты был защищён, ты писал не в пустоту, а знал, что тебя включили в тематический план издательства и книжка выйдет в этом или следующем году».
Игорь Караулов: «Я хочу немного уточнить по поводу поэтического книгоиздания. Советские тиражи поэтических книг, которые всё равно лежали по магазинам, и никто их не брал, прямо как в стихах у Цветаевой, составляли 5–10 тысяч экземпляров начинающему автору. Представляете, первая книжка! Так что нынешние тиражи по 300–500 экземпляров это — фактически самиздат, который стал разрешённым, официальным, начал получать ISBN».
Александр Переверзин: «Первые книги Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака тоже выходили небольшими тиражами и издавались на собственные деньги или на деньги родителей. Поэтому сегодняшние тиражи в 200, 300, 500 экземпляров можно сравнить с тиражами Серебряного века. Но в отличие от того времени сборники практически сразу попадают в интернет и их может прочесть любой человек. Поэтому сейчас я уподобил бы книгу визитной карточке автора, которую он может подарить. Эти книги будут коллекционировать, они станут раритетами, как стали ими сборники поэтов Серебряного века».
Александр Фролов: «В советское время надо было ещё умудриться напечататься. А теперь, слава Богу, никаких препятствий нет».
Александр Переверзин: «Сейчас появились такие ресурсы как «Ридеро», куда можно загрузить книжку и за небольшую плату получить все выходные данные. А потом распечатать её где угодно. С одной стороны, это хорошо, потому что если человек хочет сделать книжку, то он её сделает. Но с другой стороны это, конечно, не займёт место издательств, где есть редакторский отбор, какая-то серия, бренд».
Людмила Вязмитинова: «Да, возможности стали такие, о которых лет пять назад даже невозможно было подумать».
Лилия Газизова: «Я работаю в Союзе писателей литературным консультантом и могу сказать, что если раньше начинающие писатели приходили с рукописями, то сейчас они несут не просто книги, а стопки книг в твёрдом переплёте».
Фото Л.ПахомовойБыла затронута на круглом столе также тема поэзии и государства, которая, впрочем, в большей степени касалась финансовой стороны. И здесь мнения также разделились. Алексей Остудин утверждал, что без «смычки» с властью поэтом быть невозможно. Людмила Вязмитинова тоже была согласна с тем, что при отсутствии меценатов рассчитывать приходится только на государство. Александр Фролов заявил: «Я бы не хотел получать от нашего государства деньги за то, что пишу стихи. Потому что иначе всё равно попадаешь в ситуацию, в которой были советские поэты, обслуживающие идеологические интересы власти».
А Александр Переверзин, напомнив драматические судьбы ряда поэтов Серебряного века, неугодных новой власти, и произведения не подцензурной литературы, которые стали доступны читателям со второй половины 80-х годов, сказал, что следующие поколения будут помнить именно эту поэзию. Так чем же она во все времена привлекала людей? Почему нас волнуют и притягивают её рифмы и ритмы? И какие тенденции характерны для современной поэзии? Ответы на эти и другие вопросы также можно было услышать из уст участников фестиваля «Ладомир».
Игорь Караулов: «Современная поэзия жутко богата. Это такой подъём!»
Людмила Вязмитинова: «Но при этом она не занимает в жизни общества достойное место. Может быть, мы сами что-то недоделываем. Поэты слишком раздроблены, каждый имеет индивидуальное представление о том, как устроен мир, душа человека, и пытается это представление выразить».
Александр Переверзин: Просто время изменилось, и мир перестал быть литературоцентричным».
Александр Фролов: «Многообразие — признак современной поэзии. И мне кажется, что сейчас для неё, именно для поэзии, ни для зарабатывания денег, ни для славы, а, собственно, для писания текстов, время — замечательное. Произошло, если можно так выразиться, прибавление внутренней свободы. Сейчас на Стихи.ру где-то, по-моему, пятьсот тысяч человек».
Реплика: «Миллион уже».
Александр Фролов: «Конечно, среди них очень много графоманов. В сети они разбиваются на группки и в каждой есть свой домашний «гений». Там самое популярное выражение: «Ну ты, Вася, гений».
Людмила Логинова (Казарян): «Сейчас существуют сообщества, которые используют поэзию, как вариант общения между собой. Это — молодёжные течения. В них стихийным образом собираются ребята, которые не читают нас, профессионалов, не знают известных поэтов, а берут и как будто заново начинают сами что-то сочинять. Но всё равно это та почва, на которой поэзия снова и снова рождается, возрождается и существует. На которой она существует изначально, потому что поэзия для чего-то нужна человеку и обществу».
Татьяна Вольтская: «Людмила нас вернула к важной вещи, с которой всё начиналось: о смысле поэзии. Мне кажется, что её глубинный сакральный смысл, несмотря на все успехи книгоиздания, интернета и так далее, никто не отменял. И именного этого смысла, я думаю, осознанно или неосознанно ждёт от поэта читатель. Потому что с такой книжкой, которая имеет этот сакральный смысл, он будет засыпать и её положит себе под подушку, над ней будет плакать и о ней скажет: «Да, это так, как у меня, я это узнаю».
И сколько бы людей не писало стихов, всё равно поэтов будет некоторое ограниченное количество. Потому что в своей глубине, которая доступна не каждому, поэзия лежит в основе мироздания, как слово и число, которые были и пребывают».
Фото Л.ПахомовойЗавершился круглый стол высказываниями о творчестве В. Хлебникова и его влиянии на поэзию.
Лилия Газизова: «Велемир Хлебников — очень яркая, ещё не прочитанная, на мой взгляд, фигура Серебряного века. «Поэт для поэтов», как его называли. Это был человек, который расширил возможности русской поэтической речи. Лично мне многое не близко из того, что было создано Велемиром Хлебниковым, но я вполне способна дать оценку той работе, которую он провёл и тем озарениям, которые у него случались. Многое из того, что он предложил, показал, обнажил, современные поэты используют и их уже никто не называет авангардистами».
Александр Переверзин: «Поэты того времени, начиная с Маяковского и заканчивая Пастернаком и Мандельштамом, воспринимали Хлебникова, как главного поэта своего поколения».
Людмила Вязмитинова: «Хлебников совершил третью революцию поэтического русского языка, показав поэтам, что можно писать не на языке, а самим языком. Его очень долго не понимали, но по крайней мере те, кото был рядом с ним, учились у него, и он оказал огромное влияние в первую очередь на них.
Только сейчас его поэзия начинает открываться и только сегодня, на нашем уровне понимания, мы по-настоящему можем её оценить».